Неточные совпадения
— Война уничтожает сословные различия, — говорил он. —
Люди недостаточно умны и героичны для того, чтобы мирно жить, но пред лицом врага должно вспыхнуть чувство дружбы,
братства, сознание необходимости единства в игре с судьбой и для победы над нею.
Установление совершенного
братства между
людьми не будет исчезновением человеческих индивидуальностей, но будет их полным утверждением.
Закон может принуждать
людей к справедливости, но не может принуждать к
братству.
Коммюнотарность есть духовное начало
людей, общность и
братство в отношениях
людей, и она совсем не означает какой-то реальности, стоящей над
людьми и ими командующей.
А потому в мире все более и более угасает мысль о служении человечеству, о
братстве и целостности
людей и воистину встречается мысль сия даже уже с насмешкой, ибо как отстать от привычек своих, куда пойдет сей невольник, если столь привык утолять бесчисленные потребности свои, которые сам же навыдумал?
Если общество есть дух, то утверждается высшая ценность
человека, права
человека, свобода, равенство и
братство.
Он первый возвестил
людям учение свободы, равенства и
братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения».
Чувство любви может быть истинно хорошо только при внутренней гармонии любящих, и тогда оно составляет начало и залог того общественного благоденствия, которое обещается нам, в будущем развитии человечества водворением
братства и личной равноправности между
людьми.
Позитивисты, коммунисты и все проповедники научного
братства проповедуют расширять ту любовь, которую
люди имеют к себе и к своим семьям и к государству, на всё человечество, забывая то, что любовь, которую они проповедуют, есть любовь личная, которая могла, разжижаясь, распространиться до семьи; еще более разжижаясь, распространиться до естественного отечества; которая совершенно исчезает, касаясь искусственного государства, как Австрия, Англия, Турция, и которой мы даже не можем себе представить, когда дело касается всего человечества, предмета вполне мистического.
Bo-1-x, конгресс выразил свое мнение о том, что прямым следствием
братства между
людьми должно неминуемо быть
братство между народами, признающее тождественность интересов каждого народа в отдельности.
И когда его выпускают, он как встрепанный возвращается в прежнюю жизнь и продолжает толковать о достоинстве
человека, свободе, равенстве и
братстве.
Для покорения христианству диких народов, которые нас не трогают и на угнетение которых мы ничем не вызваны, мы, вместо того чтобы прежде всего оставить их в покое, а в случае необходимости или желания сближения с ними воздействовать на них только христианским к ним отношением, христианским учением, доказанным истинными христианскими делами терпения, смирения, воздержания, чистоты,
братства, любви, мы, вместо этого, начинаем с того, что, устраивая среди них новые рынки для нашей торговли, имеющие целью одну нашу выгоду, захватываем их землю, т. е. грабим их, продаем им вино, табак, опиум, т. е. развращаем их и устанавливаем среди них наши порядки, обучаем их насилию и всем приемам его, т. е. следованию одному животному закону борьбы, ниже которого не может спуститься
человек, делаем всё то, что нужно для того, чтобы скрыть от них всё, что есть в нас христианского.
Это неправда: рабочие и бедные были бы неправы, если бы они этого хотели в том мире, в котором признаются от бога установленные рабы и господа, богатые и бедные; но они хотят этого в том мире, в котором исповедуется учение евангельское, первое положение которого есть сыновность
людей богу и потому
братство и равенство всех
людей.
«
Человек любит себя (свою животную жизнь), любит семью, любит даже отечество. Отчего же бы ему не полюбить и человечество? Так бы это хорошо было. Кстати же это самое проповедует и христианство». Так думают проповедники позитивного, коммунистического, социалистического
братства. Действительно это бы было очень хорошо, но никак этого не может быть, потому что любовь, основанная на личном и общественном жизнепонимании, дальше любви к государству идти не может.
Человек, верующий в боговдохновенность Ветхого Завета и святость Давида, завещающего на смертном одре убийство старика, оскорбившего его и которого он сам не мог убить, так как был связан клятвою (3-я Книга Царей, глава 2, стих 8), и тому подобные мерзости, которыми полон Ветхий Завет, не может верить в нравственный закон Христа;
человек, верующий в учение и проповеди церкви о совместимости с христианством казней, войн, не может уже верить в
братство всех
людей.
И вот, с одной стороны,
люди, христиане по имени, исповедующие свободу, равенство,
братство, рядом с этим готовы во имя свободы к самой рабской, униженной покорности, во имя равенства к самым резким и бессмысленным, только по внешним признакам, разделениям
людей на высших, низших, своих союзников и врагов, и во имя
братства — готовы убивать этих братьев [То, что у некоторых народов, у англичан и американцев, нет еще общей воинской повинности (хотя у них уже раздаются голоса в пользу ее), а вербовка и наем солдат, то это нисколько не изменяет положения рабства граждан по отношению правительств.
Никого не удивляет и то, как либеральная наука доказывает, рядом с признанием равенства,
братства, свободы
людей, необходимость войска, казней, таможен, цензуры, регламентации проституции, изгнания дешевых работников, запрещений эмиграции, необходимости и справедливости колонизации, основанной на отравлении, ограблении и уничтожении целых пород
людей, называемых дикими, и т. п.
Третьи, не признающие Христа богом, считают, что спасение
людей произойдет через медленный, постепенный прогресс, при котором основы жизни языческой заменятся понемногу основами свободы, равенства,
братства, т. е. христианскими основами; четвертые, проповедующие общественное переустройство, считают, что спасение произойдет тогда, когда посредством насильственного переворота
люди будут принуждены к общности имущества, отсутствию правительств, коллективному, а не индивидуальному труду, т. е. к осуществлению одной из сторон христианского учения.
Но когда я говорил, что такого ограничения не сделано в божьем законе, и упоминал об обязательном для всех христианском учении
братства, прощения обид, любви, которые никак не могли согласоваться с убийством,
люди из народа обыкновенно соглашались, но уже с своей стороны задавали мне вопрос: каким же образом делается то, спрашивали они, что правительство, которое, по их понятиям, не может ошибаться, распоряжается, когда нужно, войсками, посылая их на войну, и казнями преступников?
Так что, осуждая и казня человека-то, всё-таки надо бы не забывать, что, как доказано, в делах своих он не волен, а как ему назначено судьбою, так и живёт, и что надобно объяснить ему ошибку жизни в её корне, а также всю невыгоду такой жизни, и доказывать бы это внушительно, с любовью, знаете, без обид, по чувству
братства, — это будет к общей пользе всех.
Те
люди, которые однажды, растроганные общей чистой радостью и умиленные светом грядущего
братства, шли по улицам с пением, под символами завоеванной свободы, — те же самые
люди шли теперь убивать, и шли не потому, что им было приказано, и не потому, что они питали вражду против евреев, с которыми часто вели тесную дружбу, и даже не из-за корысти, которая была сомнительна, а потому, что грязный, хитрый дьявол, живущий в каждом
человеке, шептал им на ухо: «Идите.
Обет трезвости распространился здесь не только в одних селениях, но и в городах. Какие размеры приняли
братства трезвости среди городских жителей, можно видеть из примера города Ошмян, о котором сообщено в «Русском дневнике» (№ 74), что из 1725 жителей городка 900
человек изъявили желание быть членами
братства, лишь только был им представлен проект его.
Было тридцать
человек в комнате, — это была беседа шумная, но выражающая идею славянского
братства.
Человек, понимающий смысл и назначение жизни, не может не чувствовать свое равенство и
братство с
людьми не одного своего, но и всех народов.
Если в старину, когда каждый народ подчинялся одной неограниченной власти своего верховного обоготворяемого владыки и представлялся сам себе как бы островом среди постоянно стремящегося залить его океана, если тогда патриотизм и имел смысл и представлялся добрым делом, то в наше время, когда пережитое уже народами чувство требует от
людей прямо противоположного тому, чего требует их разум, нравственное чувство, религия — признания равенства и
братства всех
людей, патриотизм не может представляться не чем иным, как только самым грубым суеверием.
Царств, гл. II, ст. 8), и т. п. мерзости, которыми полон ветхий завет, не может верить в нравственный закон Христа;
человек, верующий в учение и проповеди церкви о совместимости с христианством казней, войн, не может уже верить в
братство всех
людей.
Братство предполагает индивидуальности
людей и народов.
Человек, т. е. индивидуальное и по другой терминологии сингулярное, экзистенциальное человечества, человечество есть лишь ценность всечеловеческого единства в человеческом мире, качество человеческого
братства, которое не есть реальность, стоящая над
человеком.
Когда стоики начали сознавать неправду рабства и им приоткрылась истина о
братстве и равенстве
людей, то это было знаком разложения и падения античной аристократической культуры.
Человек стремится к любви и
братству как к цели и настолько поглощен ненавистью и раздорами как средством для этой цели, что о любви и
братстве забывает.
Я даже думаю, что если бы
человек стремился к насилию путем свободы, к ненависти путем любви, к лжи путем правдивости, к раздору путем
братства, то он нравственно оказался бы выше.
Если
человек стремится к свободе путем насилия, к любви путем ненависти, к
братству путем раздора, к истине путем лжи, то возвышенная цель этого
человека не может смягчить нравственно неблагоприятной его оценки.
— На что же, сами рассудите, Василий Иваныч, не токмо что уж поддерживать наши разные учреждения, а братию питать?.. У нас в обители до пятидесяти
человек одних монашествующих и служек. А окромя того, училище для приходящих и для живущих мальчиков, лечебница с аптекой… Только с прошлого года земство свою больницу открыло… И бесплатную библиотеку имеем при
братстве, — значит, под сенью нашей же обители; открыли женское училище.
Коммунизм по своей идее хотел бы осуществить не только справедливость, но и
братство в человеческих отношениях, «коммунион» между
людьми.
Но наивно и смешно думать, что
братство между
людьми может быть осуществлено путем внешней принудительной социальной муштровки, путем привычки, как говорил Ленин.
Да, не будь среди огромного населения русского крестьянства того глубокого религиозного сознания
братства всех
людей, уже давно, несмотря ни на какую полицию (ее же так мало и не может быть много в деревнях), не только разнесли бы эти бездомные
люди, дошедшие до последней степени отчаяния, все дома богатых, но и поубивали бы всех тех, кто стоял бы им на дороге.
— Как хотите-с, — говорил Рашевич, — с точки зрения
братства, равенства и прочее, свинопас Митька, пожалуй, такой же
человек, как Гёте или Фридрих Великий; но станьте вы на научную почву, имейте мужество заглянуть фактам прямо в лицо, и для вас станет очевидным, что белая кость — не предрассудок, не бабья выдумка.
Но нужна аскеза, которая приучала бы
человека к общению и
братству.
Выйдя из Пажеского корпуса 18 лет, он сделался модным гвардейским офицером, каких было много. Он отлично говорил по-французски, ловко танцевал, знал некоторые сочинения Вольтера и Руссо, но кутежи были у него на заднем плане, а на первом стояли «права
человека», великие столпы мира — «свобода, равенство и
братство», «божественность природы» и, наконец, целые тирады из пресловутого «Эмиля» Руссо, забытого во Франции, но вошедшего в моду на берегах Невы.
— Я подразумеваю, что франк-масонство есть fraternité [
братство] и равенство
людей с добродетельными целями, — сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. — Я подразумеваю…
Мы забываем то, что Христос никак не мог себе представить, что
люди, верующие в его учение смирения, любви и всеобщего
братства, спокойно и сознательно могли бы учреждать убийство братьев.
Школа
братства вырабатывает любовь
человека к
человеку, сознание духовной общности.
— Что́ я думаю? я слушал тебя. Всё это так, — сказал князь Андрей. — Но ты говоришь: вступи в наше
братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение
человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы? —
люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, чтó вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в
братство. Это были
люди, по наблюдениям Пьера, ни во что́ не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать
людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха
людей достойных, присоединяя их к нашему
братству.
Мне думалось, что его цель вступления в
братство состояла только в желании сблизиться с
людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе.
Очень наивные
люди, все эти русские мальчики, мечтающие о
братстве народов, о свободном самоопределении народностей, об интернационализме и черпающие свое идейное обоснование у немецких социал-демократов!
Вопрос же об установлении внутреннего
братства между
людьми есть вопрос религиозный и моральный, а не экономический и социальный.